Пусть всегда будет чудо!

История участвует в конкурсе «Счастье простого человека».

Автор об авторе: «Евгений Голоднов. Предпенсионер. Временно не работающий. Родился в подмосковном Орехово-Зуеве, здесь и живу с семьёй. Служил в Советской Армии на Дальнем Востоке. В последние годы работал методистом в краеведческом музее (музей закрыли), вёл на местном телевидении авторские программы (телевидение закрыли), потом работал в охране МДОУ, грузчиком на хлебозаводе…»

---

Не слишком это я загнул про чудо? А что мелочиться-то, жизнь не вечная.

Я помню, как мне рассказывала мама Люся: она только родилась, а её маме, то есть моей бабушке Маше, врачи сказали, что дочка ваша долго не проживёт, готовьтесь. А мама моя, слабенькая, крохотная, рождённая 25 апреля 1932 года, прожила ещё почти девяносто лет. Мама с божьей (не медицинской!) помощью выжила. Поэтому и я на свете живу, и детки мои. И много чего чудесного благодаря тому счастливому апрелю случилось в моей жизни. Пусть всегда будет мама, пусть всегда будет доброе чудо!

Я не сын космонавта

Родился я раньше, чем папу узнал. Он то в армии служил, то учился в Вильнюсе в юридической школе МВД… Брак с мамой оформил, когда мне было уже семь лет. А до нынешней фамилии я числился в детском саду как Комаров. Фамилию носил как у известного космонавта. И меня прозвали Комарик Воздушный Шарик.

Был я худеньким и иногда от обиды «пищал». В двухлетнем возрасте однажды от обиды убежал из детского учреждения, да ещё в смену молодой начинающей воспитательницы. Она, рассказывали, очень переживала! А я пошёл к маме в «небельный». Она работала в мебельном магазине, в метрах двухстах от детского сада. По дороге меня перехватила знакомая мамина учительница и привела к маме на работу…

И вот родители официально расписались. И я стал сразу Голодновым. И это случилось в 1968-м, вскоре после гибели Владимира Комарова (1967). И я всё думал, что мой настоящий папа просто погиб.

Я пошёл в первый класс уже с новой фамилией. А те ребята, с кем я был в детском саду и потом попал в начальную школу, удивились, что я уже не Комарик Воздушный Шарик.

Вскоре меня повезли в далёкую глухую рязанскую деревню знакомить с родственниками отца. Так я узнал о своём героическом деде-фронтовике Егоре, прошедшем две войны. Я любил посылать ему письма и открытки чуть ли не ко всем праздникам. К примеру, поздравлял с днём рыбака! Выбирал специально покрасивее. Дедушка другим внукам ставил меня в пример, а они завидовали. Но я и других родственников не забывал.

Было мне тогда 12-13. Мне казалось, что так, с помощью открыток, я их объединяю.

Рязанская деревенская природа вдохновила меня в лет двенадцать на попытку сочинять. И ещё мне понравилось расспрашивать взрослых об их жизни, о далёких предках. И я так нахватался от них всякой информации, что потом они уже сами у меня спрашивали и уточняли: кто, где, когда родился или женился… Ну кто же знал, что в далёком будущем я и краеведение полюблю, и пописывать в местную «Правду» начну.

Как я не стал профессиональным артистом

В школе я немного участвовал в художественной самодеятельности и мечтал о карьере артиста. С раннего детства увлекался пародиями на знаменитостей и не стеснялся выступать перед взрослыми даже в электричках, в шумных компаниях. Подражал голосам Утёсова, Пьехи, Кикабидзе, Сличенко, Боярского, Аркадия Райкина, Юрия Левитана, Ленина, Брежнева, Сталина, Высоцкого… Однажды незнакомая старушка в электричке мне попыталась напророчить: «Парнишка, тебя ждёт театр!»

Родители хоть от души и веселились вместе с другими, когда я выступал, были против моего будущего профессионального актёрства. После десятого класса, не пройдя по конкурсу в театральное училище, я попытался устроиться в театр сатиры рабочим сцены. Долго ждал своей очереди на аудиенцию с чёрного входа. Видел, как с кем-то беседовал главный режиссёр Плучек, как на него собеседник надевал пальто. И даже рассмотрел на доске объявлений выговор за опоздание на репетицию Андрею Миронову. Вахтёры меня одёрнули: не суй свой нос куда не просят.

Потом со мной разговаривал начальник театральных монтировщиков. Он спросил: «Родители в курсе? Кем папа работает?» Я сказал, что он работает в уголовном розыске. Тогда он попросил принести письменное разрешение от папы. Я вышел из его кабинета расстроенным. Сел в лифт. Выходя из него, наткнулся на большую группу военных, видимо, гостей театра. Они посмотрели на меня и сказали: «Он — будущее театра!»

Я попробовал устроиться рабочим сцены в другом театре, а там меня спросили: «А вы от кого, записочка есть?»

Поступив в педагогический институт, я пустился во все тяжкие. Стал заниматься одновременно в школе молодого журналиста при районке и в театральной студии, где главным режиссёром был бывший профессиональный артист (но с одним лёгким) Николай Александрович Сысоев. Прошедший войну, немецкий плен и послевоенный ГУЛАГ. Именно к нему попал (ещё до меня!) местный школьник Витя Сухоруков — будущий народный артист России, всенародный «Брат».

Сысоеву и его студии я служил верой и правдой более десяти лет, переиграв в различных новогодних сказках и спектаклях. В конце своей жизни Николай Александрович мне поведал свою историю с пленом и ГУЛАГом. Никто из актёров и режиссёров народного театра об этом не знал… С божьей помощью удалось найти немецкую семью фермеров в древнем селе Фреклебене. У этих фермеров около трёх лет крестьянствовал пленный Коля Серебрянский. Так они его прозвали. Относились как к сыну. И лечили, когда он повредил себе ногу во время летних работ в поле. В 1980-е стариков-фермеров уже не было в живых, а их дети пригласили моего наставника погостить. В переписке между Сысоевым и немцами помогала мне моя учительница по немецкому Наталья Михайловна. Мы и сейчас с ней на связи. Прекрасный человек! А Николаю Александровичу не довелось съездить в Германию.

Смерть супруги, а потом единственного сына выбили его из жизненной колеи. И он безвременно угас.

Но удалось при его жизни восстановить фронтовые заслуги и права как незаконно репрессированного. Меня в то время избрали народным депутатом горсовета. Я сделал официальные запросы, обратился в нужные инстанции.

А к семидесятилетию мастера-наставника, осенью 1991-го, обратился к тогдашнему председателю Союза театральных деятелей Михаилу Ульянову. Михаил Александрович прислал Сысоеву официальное поздравление. Юбиляр и все в народном театре удивлялись этому. Я, конечно, промолчал, чтобы не уменьшать радость праздника. Получилось, как будто Ульянов сам проявил эту инициативу. Это же было справедливо! Но Сысоев мудро и лукаво на меня посматривал при этом: дескать, Женя, спасибо, но меня не проведёшь!

Николай Александрович и вправду заслужил такое высокое внимание. Актёр десятки лет играл в театрах России, всего более ста разноплановых ролей — и комических и трагических. Как-то я спросил у народного артиста Виктора Ивановича Сухорукова, помнит ли он Сысоева. И он, сразу оживившись, добром помянул учителя.

Это была судьба

В то время, когда я списывался с фермерами из далёкой Германии, в том самом селе Фреклебен жил простой инженер Конрад Гарниш. Он на какое-то время оказался тоже связующим звеном между мной и знакомыми фермерами Николая Александровича.

Из переписки с Конрадом я узнал и его историю. Оказывается, Гарниш побывал у нас в плену на территории Украины, в какой-то Голубовке, был ранен, содержался в спецлазарете. Десятки лет ему не давала покоя мысль встретить врача Нину, которая его выходила. Сколько таких Нин по России, где ж её отыскать? Пришлось обращаться в архивы, в ФСК (Федеральную службу контрразведки), к коллегам-газетчикам на Украине… Врач Нина нашлась в Кировске (ныне — Луганск).

Короче, после переписки с Конрадом встретились они на её родине. Через московскую племянницу врача я потом узнал, что вдовый Конрад приглашал украинку к себе домой, предлагал руку и сердце… Дальше не знаю.

А со мной другое случилось. После окончания школы я не только в любительскую сцену погрузился, но и с головой в общественную работу. Тогда этим никого было не удивить. То в комсомоле, то в краеведении, то депутатом местным работал. На радиовещании — корреспондентом, потом — в многотиражке текстильного комбината и производственного объединения «Ореховоторф». В лихие девяностые стал свободным художником. Друзья затянули. Убедили: что в многотиражке сидеть, давай в бизнес! Попробовал. На рынках торговали. Челночили в Польшу, привозили музыкальную аппаратуру. В это время мой друг-одноклассник, работавший в оборонке, из-за долгой задержки зарплаты не мог собрать деньги на памятник отцу, бывшему заместителю главного конструктора известного в городе оборонного предприятия. Я и друга с собой брал на рынок, где он тоже смог заработать, сколько хотел…

Дел у меня всегда хватало. Успел и в местных администрациях поработать, в пресс-службе (правда, недолго), в системе образования. Не было только времени на личную жизнь.

В душе однажды ёкнуло. Родители стареют. Я тоже всё ближе и ближе к полтиннику.

Пошёл к духовному отцу в храм. Говорю: батюшка, так, мол, и так. Устал я от мирской жизни, личная не получается. Благослови в монастырь. Духовный отец объяснил: монастырь — это не церковь. Захотел — пришёл, захотел — ушёл. Не благословил!

Я в сорок восемь решил: пора, мой друг, бежать вслед уходящему поезду! Вдруг успею заскочить в последний вагон? Ушёл из администрации в свободное плаванье, дали мне хорошее пособие, позволившее полгода жить-поживать безбедно.

Стал я больше заниматься творчеством, зарегистрировался на сайте «Стихи.ру».

В новой поэтической стихии появились новые друзья и знакомые. Среди них — двадцатилетняя поэтесса с Донбасса Екатерина. Больше года переписывались, обменивались впечатлениями, стихами, прозой, созванивались… А потом решили очно познакомиться. Было это жарким летом 2010 года. Я поехал с другом (ныне покойным), замечательным поэтом, бывшим капитаном Вооружённых Сил СССР Семёном Булаткиным в Донецкую область. Свататься! Получилось! Судьба!

С тех пор живём с Екатериной вместе. Кстати, тем же летом 2010 года и обвенчались. Взял на себя эту миссию мой духовный отец, знавший меня до этого почти четверть века. А официально расписались мы только осенью (обычно бывает наоборот). В загс, как известно, тоже очередь.

Живём — хлеб жуём. У нас два сына: Арсений (десять лет) и Артемий (два с половиной года). До сих пор с супругой не бросаем творчество — пишем стихи, занимаемся краеведением (Катя тоже полюбила это дело). Родителей супруги я успел перед известными событиями перевезти в Россию…

Да, забыл сказать. Мы с супругой ещё в 2011-м году смогли побывать в Луганске на могилке того самого врача Нины, выходившей пленного немца Конрада Гарниша. Выходит, в Германию она не поехала. Решила остаться у себя на родине. Что ж, это была её воля.

А у меня своя судьба.

В своё время бабушка Мария Николаевна, мама моей мамы, долгие годы дружила с тётей Галей из Украины, та часто приезжала к нам в Орехово-Зуево. Но в те годы и гораздо позже я и вообразить не мог, что моей законной супругой будет украинка с корнями из донского казачества. Хотя и мои прапрадеды-староверы, как удалось узнать, тоже были казаками и ходили под знамёнами Степана Разина…

Вот такая она, земля, круглая. Всё возвращается на круги своя. И добро, и зло.

А я за добрую судьбу благодарю Господа Бога и родную маму. Царствие ей Небесное!

© Евгений Голоднов, 2022