Шволем-Болем

История участвует в конкурсе «Счастье простого человека».

Автор об авторе: «Колканов Александр Викторович. Москва. Высшее. Не состоял, не подвергался. Не имел. Пенсионер».

---

Впервые я встретился с ним, когда мне было шесть месяцев.

Папа, держа меня на руках, подносил к зеркалу, говорил: «Шволем-Болем, Шволем-Болем!», — и дурашливо улыбался. Маленький мальчик в зеркале заливался смехом. Я смотрел на этого мальчика, и мне тоже было очень весело.

Когда я немного вырос и научился говорить, я подходил к зеркалу и спрашивал: «Шволем-Болем дома?» Он взглядывал на меня с озорной улыбкой, и мы вместе заливались смехом.

Мы всегда были вместе, поэтому в детстве я ничего не боялся. Катался на лыжах с любой горки, лазал по темным чердакам, играя с соседским мальчиком Мишей в кладоискателей. А со временем, научившись плавать, переплывал деревенский пруд с лягушками наперегонки.

Шволем-Болем всегда был моей тенью. Правда, разглядеть его лицо я мог только в зеркале. Тогда он дурачился и передразнивал меня. Если я поднимал правую руку, то он — левую, если я подмигивал левым глазом, он — правым. Если я крутил пальцем у виска, он отвечал мне тем же и никогда не давал мне возможности командовать собой, хотя у меня были такие замашки. «А ну-ка сидеть!» — говорил я, но он как стоял, так никуда и не собирался двигаться. «Лежать!» — командовал я, а он сидел. Перевоспитать я его не мог. Но зато он меня воспитывал каждый день.

Меня подкупала его пунктуальность. Когда я просыпался, он всегда уже был на ногах. И всегда сочувствовал мне. Если у меня не было настроения, он готов был разделить мои переживания. Я украдкой подглядывал в зеркало: не смеется ли он надо мной, когда мне плохо. Но он действительно грустил вместе со мной. И как настоящий друг, веселился со мной до упаду, когда мне было весело.

Казалось, он читал мои мысли. Я ни в чем не мог опередить или обхитрить его. Иногда он снился мне. Я видел во сне, как он разгуливал вдоль речки Каменки или играл с нашим псом Рексом. И хоть на вид он был моего возраста, я все же верил в его безграничные возможности.

Однажды он снова мне приснился, и я проснулся с мыслью: если Шволем-Болем сейчас гуляет на речке, значит, его нет дома. Я тихонько встал, чтобы никого не разбудить, на цыпочках подкрался к зеркалу и… резко сбоку заглянул в него. В полумраке я увидел его сонную физиономию с широко открытыми глазами, как бы говорящую укоризненно: «Что шляешься по ночам?» Я был в недоумении. Какой же он быстроход! Как он оказался дома, если минуту назад был у меня во сне?

Так продолжалось не один год. Мы были очень довольны друг другом.

Но вот детство закончилось. Я стал школьником, жизнь моя изменилась. Появились новые друзья и новые интересы.

Шволем все пытался меня расшевелить на новую с ним игру. Но времени на игры не было. У меня уже «сформировалась внутренняя позиция школьника», как говорила наша учительница. И вслед за мной он тоже засел за уроки. Я даже пытался ходить с ним в школу, взяв у мамы маленькое зеркальце. А он слушал и записывал вместе со мной, что говорили на уроке. Но вскоре случайный зайчик от зеркала попал нашей учительнице Марии Ивановне в глаз, и на этом учеба Шволема закончилась. А мне сильно досталось от мамы за хулиганство и пропавшее из ее косметички зеркало.

В школу со мной он ходить перестал. Постепенно наши интересы разошлись в разные стороны. Я перестал его понимать. Иногда я смотрел мимолетно в зеркало шкафа. Как он там? Махал ему рукой. Он отвечал мне тем же, но как-то скучно и заученно. Особого интереса к моим новым делам с его стороны я не замечал. Прежнее веселое лицо его стало скучным, чужим и заумным, будто он знал то, о чем я не догадывался. «Ну и ладно! — сказал я сам себе тогда. — Ну и обойдусь!»

Потом я долго не заглядывал в зеркало шкафа, не интересовался Шволем-Болемом. И вот когда мне исполнилось тринадцать лет, я вернулся из школы и увидел, что в моей комнате все изменилось. Появилась новая мебель. Новый письменный стол, новый диван, полочки для книг. А главное — исчез старый шкаф! На его месте стоял новенький. Зеркало в шкафу было уже не снаружи, а внутри. Я быстро открыл дверцу и взглянул в зеркало. Его не было! Не было Шволема-Болема. На меня смотрел какой-то строгий тип.

— Мама, где мой шкаф? — закричал я.

— Не кричи! Мы отправили его к тете Ане в деревню. Им он нужен, а нам уже ни к чему.

«Как ни к чему? Там же Шволем», — думал я.

Потом долго мучился от этих мыслей, винил себя и его — Шволема, школу, родителей, судьбу и всех, кто попадался мне на глаза.

Но время сглаживает все. Новый тип в шкафу оказался не таким уж плохим, как мне поначалу показалось, и даже вроде бы ничего. Мы нашли с ним общие интересы. Звали его так же, как и меня, Сашей. Чтобы не очень задирал нос, я звал его Шуриком или, когда мне было невесело, старшим по гардеробу, и закрывал его на ключ.

Потом у него выросли волосы под носом и козлиная бородка, которую он сбрил. С тех пор мне пришлось называть его по имени-отчеству — Ксан Ксанычем. Правда, я думаю, такого высокого звания он совсем не заслуживал. Но что поделаешь — пришло время.

Сам я после автодорожного института занял «должность». Мотался по «точкам», по проселкам, бывал даже там, где не ступала нога человека. И строил, строил дороги, словно пытался все человечество направить на путь истинный. Но человечество вроде как никуда не спешило направляться и истинный путь игнорировало.

Довольно быстро спесь свою я поумерил, мечта выстроить дорогу «прямо в космос» пропала. И когда я очутился рядом со своей супругой в ранге мужа, я принял это как должное и решил строить гармоничную семью.

Вскоре родилась Катюшка. Это было чудесное создание. С ярко-синими глазами и русыми волосами. Она всегда мне радостно улыбалась и очень напоминала мне Шволема в детстве. А от этого я все чаще стал вспоминать его. Мне очень хотелось их познакомить. Я понимал, что только ей он снова сможет радостно улыбаться, дурачиться и шутить.

Где теперь мой старый шкаф? Жив ли он? Я позвонил тете Ане. Она сказала, что шкаф живехонек. Правда, подняли его на второй этаж, на мансарду, но вроде все на месте, ручки, петли и зеркало.

Наконец пришел тот день, когда я собрался к тете Ане. Катюшке уже было шесть месяцев.

Ехали мы с Сергеем, другом старинным, на моей машине. Уже через два часа были на месте. Деревянный домик возвышался на пригорке. Вход в калитку заслоняла ирга, обсыпанная спелыми ягодами. Из-за калитки распространялся божественный запах цветущего жасмина. «Неплохо устроился!» — позавидовал я Шволему.

Тетя Аня приготовила к нашему приезду пирожки, которые я любил в детстве. Пруд в деревне высох. А рябиновый кустик, который мы посадили со Светкой, дочкой тети Ани, предстал передо мной огромным деревом. Мы долго говорили и вспоминали те чудесные времена. Вспомнили и маму мою, сестру тети Ани, которой с нами уж нет. Они всю жизнь любили друг друга.

Наконец я поведал тете, что, кроме желания проведать ее, я имею чисто меркантильные интересы. Не могла бы она подарить мне тот шкаф, который стоит у нее в мансарде?

— Дочке Катеньке игрушки складывать, — придумал я.

— Да, конечно же, — ни на секунду не задумавшись, ответила тетя Аня. — Нам он в свое время послужил, а сейчас не при деле, вот вам, может быть, и пригодится. Что ему будет, делался же на века. Пойдем, покажу. С чердака забирать будешь!

— Теть Ань, а можно я сам? — схитрил я. — Что вы по чердакам лазать будете?

— Ну иди, вон лестница сбоку, — сказала тетя.

У меня колотилось сердце. Сейчас я снова увижу Шволема!

На фоне небольшого окошка в полумраке стоял шкаф моего детства. Я заглянул в зеркало… И не узнал его!

Там стоял мужчина среднего возраста. Лицо его посерело, осунулось, на щеках проступала щетина. А главное, я не узнал его глаза. Они не светились как в детстве, в глазах у него я увидел слезы.

— Шволем, как ты поживаешь? — спросил его только для того, чтобы что-нибудь сказать. — Ты знаешь, я приехал за тобой, теперь будет все хорошо! — нес я околесицу. — Я очень скучал по тебе! Дочка у меня такая же веселая, как ты. Я ей все о тебе рассказывал. Ты знаешь, жена тоже не против. Теперь будем жить вместе. Комната у дочки светлая. Ты там у окна будешь. Окно большое, а дальше парк виден. Аттракционы разные… Мы с Катюшкой в коляске туда ходили… Ты знаешь?..

Я хотел еще что-то сказать, но не нашел слов.

— Прости меня! — наконец выдавил я из себя.

Шкаф ехал на багажнике моей машины зеркалом вверх. Сидя в машине, я представлял себе, как Шволем смотрит в небо, там, где солнце и облака. Я вспомнил, что сам много лет не видел неба. Да, не видел неба, хоть оно всегда над головой, а вот не видел. «До дома доеду, посмотрю!» — решил я.

Обратно добрались быстрее. Тут же разгрузились и, забыв про небо, стали поднимать шкаф по лестничному пролету на пятый этаж, так как в лифт он не влезал.

— Жена, принимай! — сказал я.

И мы потащили его, как и положено, верхушкой вперед по коридору.

— Вот он, антиквар, эксклюзив, начало двадцатого века!

Жена подозрительно посмотрела на шкаф и вдавилась в стенку.

— Давай сразу в комнату, там уж и будем отмывать.

Одна деревянная ножка у него все-таки была утеряна, слава богу, задняя. Инвалидность устранили чурбачком. «Фейри» и аэрозоль для стекол сделали свое дело. Шкаф помолодел, а зеркало отражало солнце из окна прямо на Катюшкину кроватку.

Я высунул голову в окно и посмотрел на небо. Так же, как в детстве, по небу плыли облака, и солнце светило такое же. Я посмотрел вниз. Там родная теща маршировала с Катюшкиной коляской из парка. «Вовремя успели», — подумал я.

Завтра было воскресенье. Катюшка проснулась не рано. Завтрак, как всегда, ей подали в постель. Кашка была вкусная, бутылочка быстро опустела. Потом был утренний туалет и свежие постиранные рейтузы. И все это завершилось улыбкой до ушей, и чудесным «пап-п-па».

Ну вот, решил я, теперь надо тебя познакомить со Шволемом. Я взял Катюшку на руки, затем положил на ладони как самолетик, и мы полетели. Сперва мы летали вокруг стола, потом полетели к маме. И мама помахала нашему самолету. Затем с громким «дыр-дыр-дыр» мы взлетали к люстре. Потом пустили реактивную струю и сделали временную посадку в кроватку.

Тут я решился.

— Катюшка, я хочу тебя познакомить с другом моего детства! У него странное иностранное имя Шволем и дурацкая фамилия Болем, но я думаю, он тебе понравится. Пойдем, я покажу его тебе.

Я поднес Катюшку к зеркалу.

— Смотри, это Шволем-Болем.

Но в зеркале были веселая девочка и… кислый тип.

— Смотри, мы его сейчас расшевелим!

Я подносил Катюшку к зеркалу и, корча рожи, говорил:

— Шволем-Болем, Шволем-Болем…

Наконец я устал. Улыбка на лице Шволема так и не появилась.

— Наверное, плохо перенес дорогу, — объяснил я себе и Катюшке.

Потом мы поехали кататься с ней в парк, а мама готовила вкусный супчик. После обеда Катюшка поспала, переоделась в новые колготки и села на коврик в своей комнатке, чтобы поиграть в игрушки. Мы с женой тоже решили пообедать. Супец действительно был вкусный, да и квасок в жаркий день был кстати. Затем я пошел посмотреть, что делает дочка.

Она сидела напротив зеркала и бубнила:

— Шоем, Шоем…

Я заглянул в зеркало. Оттуда смотрел на меня Шволем и улыбался.

Я узнал его по глазам — это был действительно он. Я никак и никогда не смог бы его с кем-то спутать.

— Шоем… — повторяла Катюшка.

Лицо его в зеркале все больше озарялось улыбкой.

— Шоем… — снова сказала Катюшка.

И он залился заразительным смехом.

— Шоем…

Катюшка задорно смеялась, это все больше увлекало Шолема, и вот он уже валялся в зеркале от смеха.

— Шоем, Шоем…

Наш смех не умолкал до вечера.

Ночью он мне приснился. Такого не было очень, очень давно.

— Я решил снова дружить с тобой, — сказал он. — Я долго не мог понять, почему ты не приходил. А теперь я перестал об этом думать. Я видел твою дочку счастливой и тебя рядом с ней. Это дороже всяких оправданий передо мной. Скажи Катюшке, что дядя Шволем очень ее любит.

Мы обнялись и пошли вместе, как в детстве, через поле, затем по речке Каменке к Семенихиной горке, где бьет хрустальный родник. Впереди нас, метрах в двадцати, бежал рыжий пес, очень похожий на Рекса.

© Александр Колканов, 2022