Счастье писателя по своей сути не отличается от счастья врача, инженера, строителя, продавца или дизайнера. Оно точно такое же: сердечное, умное. Человеческое.
Счастье открыто каждому. И писателю тоже
Сайт «Люди и жизнь» — маленькое сетевое пространство соавторов Романа Шевченко и Олега Чувакина. Соавторов и друзей, создавших один роман и теперь увлечённо работающих над романом вторым.
Их общий сайт посвящён смыслу жизни и счастью. Они считают, что это самая главная человеческая тема. Благополучие страны есть сумма человеческого счастья. Попробуйте с этим поспорить!
Счастье открыто любому человеку. Обыкновенному. Простому. Среднему, как выразился бы какой-нибудь статистик. Необязательно быть гением. Не нужно быть космонавтом. Достичь в бытии гармонии способен каждый.
Иначе человечество давно бы вымерло от тотального горя.
Говорят, что несчастие хорошая школа: может быть. Но счастие есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному, какова твоя, мой друг; какова и моя, как тебе известно.
Пушкин. Письмо к П. Нащокину. 1834.
Русские писатели немало сказали о счастье. Когда перечитываешь любимые книжки, натыкаешься на давние свои пометки: о, тут помечено о несчастье, а там обведено карандашом мягким счастие.
И то верно: у кого же искать высказываний на животрепещущую эту тему, как не у прозаиков и поэтов, — тех, кто мастерски владел пером?
Для того, чтобы ощущать в себе счастье без перерыва, даже в минуты скорби и печали, нужно: а) уметь довольствоваться настоящим и б) радоваться сознанию, что «могло бы быть и хуже». А это нетрудно…
Чехов. Жизнь прекрасна. 1885.
Счастье открыто писателю точно так же, как оно открыто инженерам, врачам, столярам и дизайнерам. Недаром в Интернете гуляет столько цитат русских писателей на тему счастья. Цитаты извлекаются из рассказов, романов, дневников, писем. Полнейшая перлюстрация личного счастья во всех его проявлениях.
А всё почему? Потому, что человек не может не стремиться к жизненным свершениям, к радости побед — к тому, что мы называем счастьем, пусть и затрудняемся дать ему точное определение. Даже в школах, изучая само понятие счастье, учителя вынуждены перебирать массу мнений на сей счёт.
Роман, о котором не говорят. Главный герой — простой человек. Он ответил на вызов судьбы и изменил будущее.
(Это, кстати, прекрасно: ученики в своих сочинениях могут изрядно поупражнять ум, трудясь над ведущим вопросом существования, которым занимался ещё Аристотель. И не исключено, что школьный труд в дальнейшем приведёт пытливых искателей к решению вопроса о жизненном пути, о личной гармонии — к неповторимому решению.)
Так вот, для двоих литераторов, пустившихся вслед за Аристотелем и прочими мудрецами в рассуждения о смысле жизни и счастье, было бы странно обойти область писательства стороной.
Обыкновенное писательское счастье. Против одной цитаты
Смысл жизни — понятие исключительно личное. Отсюда и счастье — личное ощущение, радость от обретения жизненного пути и от достижений на пути обретённом.
Настрой счастливого человека неповторим точно так же, как неповторимы отпечатки пальцев. Отпечатки души тоже неповторимы.
Отсюда и уникальность: её обретают каждая книга писателя, каждая операция хирурга, каждый макет дизайнера, каждая конструкция, рассчитанная инженером, каждое здание, спроектированное архитектором, каждый шкаф, сделанный краснодеревщиком.
Трафаретов и общих рецептов для массового «осчастливления» нет. Не годятся даже муравейные братья, о которых рассуждал Лев Толстой.
В особенности же оставило во мне сильное впечатление муравейное братство и таинственная зелёная палочка, связывавшаяся с ним и долженствующая осчастливить всех людей. Как теперь я думаю, Николенька, вероятно, прочёл или наслушался о масонах, об их стремлении к осчастливлению человечества, о таинственных обрядах приёма в их орден, вероятно, слышал о Моравских братьях и соединил всё это в одно в своём живом воображении и любви к людям, к доброте, придумал все эти истории и сам радовался им и морочил ими нас.
Идеал муравейных братьев, льнущих любовно друг к другу, только не под двумя креслами, завешанными платками, а под всем небесным сводом всех людей мира, остался для меня тот же. И как я тогда верил, что есть та зелёная палочка, на которой написано то, что должно уничтожить всё зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает.
Толстой. Воспоминания. 1906.
Муравейные братья не годятся потому, что счастье не берётся из волшебной палочки и не проистекает из единого общего источника. Приведение себя к счастью есть познание и труд, а применение палочки и всеобщее «осчастливление» подменило бы долгий частный труд быстрой общей идеей.
Нет, это нельзя; история невозможность этого многократно подтверждает.
Особенно отчётливо, однозначно это выражается в труде писателя. Писательская работа — глубоко личный труд.
Этот труд остаётся личным и в том случае, когда у будущей книги два автора. Соавторы будут спорить о тексте, разрывать и соединять сюжетные куски, удалять, восстанавливать, переписывать с начала до конца — и так до тех пор, пока не придут к гармонии, пока каждый из них не испытает ощущение своего триумфа и триумфа соединённого.
Каждая вызревшая фраза, каждая точная реплика в диалоге, прорисовавшийся ясно характер героя — всё это кирпичики труда и одновременно крупицы счастья. Так оно и строится у писателя, и сущностью труда литератор ничем не отличается от каменщика, кладущего дом, и от архитектора, дом спроектировавшего.
Кривой и шаткий дом — плохо, это провал, катастрофа. Ровненький функциональный и гармонично устроенный дом, естественно вписывающийся в пейзаж, — это жизнь и красота.
В самом деле, всякий знает, что такое несчастье, но никто не знает, что такое счастье. Великие философы не дали до сих пор нужной формулы и никогда не дадут. Дело в том, что счастье — это всего лишь отсутствие несчастья. Если не называть этим великим словом более мелкие или более крупные удачи и радости, каждой из которых найдётся своя законная пара. Удача — неудача, выигрыш — проигрыш, свидание — разлука, попадание — промах, богатство — бедность, здоровье — болезнь, мир — ссора.
Солоухин. Камешки на ладони. 1988.
О, с этим вполне можно поспорить! Противоположность счастью давно выведена. Как раз в эпоху Солоухина ей дано определение: экзистенциальный вакуум.
И поспорить с процитированным утверждением надлежит как раз писателю.
Книга, которую читатель закрывает с единственным сожалением: «Как жаль, что она кончилась!», транслирует читателю, передаёт ему как бы радиоволною счастье писателя. Писательское свершение принимается читателем не только в виде оконченных абзацев и глав, но и в виде восторга.
Написать книгу очень трудно, зато завершённая книга, дающая путеводную нить и душевное наслаждение читателю, есть подлинная награда для автора сочинения. Выше для него ничего не может быть: ни гонорары, ни премии, ни дипломы на конкурсах.
Когда писатель узнаёт, когда он видит, как его книга делает людей лучше, подвигает их к свершениям, он испытывает подлинный душевный подъём, который и надо назвать счастьем.
И это вовсе не «отсутствие несчастья».
Верно это и для людей других профессий. Кто живёт в ладу с собой, кто открыл в себе способности и поставил их на службу людям, тот непременно счастлив.
Его жизнь — чистый восторг, а умирать ему не страшно.
Олег Чувакин
