История участвует в конкурсе «Счастье простого человека».
Автор об авторе: «Шипулин. Нигде не работаю. Никому не должен. Пребываю в должности вольного пенсионера. Пишу, но не печатают, собаки. Пишу о том, что знаю, что видел, что пережил. Может, поэтому и не печатают. Счастье есть, но не для всех. Готов вслед за Сталкером крикнуть: «Счастье всем!» Или «для всех», не помню точно. Пусть будет всем и у всех, а не только у умственно отсталых и умалишенных».
ОН.
ОН не был туполобым упертым ортодоксом и карикатурным подобием натуры эталона тоже, имел свое четко аргументированное суждение обо всем: литературе, музыке, науке, политике, спорте, кино, подчас парадоксальное, но, как правило, суждение дилетанта. Общаться с НИМ было тяжело и неинтересно: либо ты соглашаешься с НИМ, либо становишься ненужным. В прошлом ОН не то мастер, не то инженер завода-гиганта, но когда стране промышленность стала не нужна, потолкался в разные стороны и остановился на недвижимости. В южном городе у моря на недвижимости прокормиться можно: купля-продажа, аренда и пр. Можно, крутись, главное не лениться.
ОНА.
ОНА — милое улыбчивое существо, прежде работала на этом же гиганте. Там и познакомились и поженились еще совсем-совсем молодыми. Кем работала? А так ли это важно, кем может работать девчонка из деревни? То ли вахтером, то ли на конвейере… Важно это? Совсем не важно, тем более что уделом ЕЕ были восторг и обожание мужа — «супруга», так ОН себя именовал. ОН вещал и решал, ОНА восхищалась. ОН доминировал. Супружество их было достаточно долгим и, несмотря на продолжительность и взрослую дочь, прямое продолжение и подобие отца, ОНА была стройна и привлекательна и, так же как отцом, восхищалась дочерью. И ОН, и дочь принимали восхищение как должное и, чего греха таить, привыкли к нему и к тому, что дома все вылизано, что сами тоже вылизаны и отутюжены, что в положенное время из кухни вкусно пахнет. Все правильно: ОН и дочь несут в дом достаток, теперь ОН и дочь в одном бизнесе, дочь выросла и вошла в ЕГО дело, а ОНА… ОНА по дому. Пусть. ОНА любит дом, домашнюю возню, любит заботиться о них, ОНА любит их. Так считали они, ведь с каким участием, с каким вниманием вслушивается ОНА в их расчеты и планы, в ЕГО рассуждения об устройстве мира и порядке вещей. И тот же порядок вещей, сложившийся в семье, отец и дочь считали разумным, равно как разумным, справедливым и оправданным считали распределение ролей в семье.
ОН… А впрочем, в этой части рассказа ОН нам мало интересен, а вот ОНА… ОНА — да. С НЕЙ стали происходить вещи необычные, нехарактерные для НЕЕ, непонятные. ОН и дочь не могли их объяснить — беспричинную дерзость совершенно на пустом месте с их точки зрения, жестокую иронию и, о ужас, дело дошло даже до колкостей, издёвок.
А потом ОНА пропала. Без предупреждения, без записки, мобильный телефон отвечал: «Абонент временно недоступен». Две недели ужаса бессонных ночей, обзвонов приемных покоев, моргов, полиции, кошмаров предположений, взглядов любопытствующих соседей, вопросов, пересудов за спиной. На исходе третьей недели ОНА позвонила дочери, просила не беспокоиться — у НЕЕ все хорошо, попросила денег, сказала, что за ними придет молодой человек, и что ОН, т. е. муж, не должен об этом знать. Молодой человек пришел, был лет на двадцать моложе ЕЕ, яркой восточной внешности, одежда и манеры внешности соответствовали, язык знал плохо, на вопросы дочери отвечал охотно, но понять что-либо было практически невозможно. Когда молодой человек пришел за деньгами в следующий раз, ОН уже ждал его — дочь рассказала, не сдержалась. Несмотря на угрожающий тон, хватание за грудки, встряхивания, понять что-то из гортанных сбивчивых ответов добра молодца с Востока снова было нельзя. Было видно, что говорит он искренне, но настолько невразумительно, что получалось черт-те что — что-то связанное с религией, христианством, православной церковью, исламом, Ближним Востоком, коптами, маронитами, халдеями — полный бред и туман.
ОН силой втащил мальчишку в машину, заставил показать дорогу к НЕЙ, мальчишка знаками показывал, куда ехать, но когда вышли из машины, юркнул в подворотню и пропал. Из мальчишкиного рассказа можно было понять только одно: в полицию сообщать ни в коем случае нельзя, иначе ОНА перестанет им звонить. В подтверждение его слов позвонила ОНА и каким-то истеричным, категоричным тоном запретила обращаться в какие бы то ни было правоохранительные органы, голос ЕЕ был хриплым, на ЕГО вопросы, увещевания, просьбы, а потом мольбы вернуться отвечала так, будто была в наркотическом опьянении.
Роман, о котором не говорят. Главный герой — простой человек. Он ответил на вызов судьбы и изменил будущее.
Что делать? Что ЕМУ делать? Как жить? Годами, десятилетиями отлаженный быт, привычный уклад не то что трещал по швам — рухнул в одночасье! ОН не сдался, не сдался горю. Горе штука такая: оно, если слаб человек в коленях, согнет, сожмет, скрутит в три дуги, измордует, изломает, искалечит, разжует и выплюнет. Если же есть в человеке хоть какая-то сила, хоть толика малая, вырастает эта крупица до пределов невероятных, и тогда невозможное становится возможным, ярость превращается в мощь, злоба в мудрость: меняется человек, сильно меняется, кардинально. Изменился и ОН, откуда что взялось: стал молчаливым, сдержанным, глаз холодный прищур отражал работу мозга.
Вскорости ОН узнал, где ОНА обретается с азиатским мальчишкой, что мальчишка (то ли копт, то ли курд) приехал поступать учиться, поступил, какое-то время проучился, в настоящее же время за неуспеваемость и непосещаемость мальчишку вот-вот отчислят. Как узнал? Да мало ли в газетах объявлений о разного рода услугах. Попробуйте, позвоните, если интересно.
Были подозрения, что мальчишка сектант, что ЕЕ окрутила какая-то секта, что ЕЕ зомбируют, чтобы потом использовать в качестве террористки. Со временем подозрения отпали, оставив место полной неясности. Зачем ОНА это сделала, зачем ушла, что подвигло ЕЕ на это? Почему отказывается от общения с ними? Почему отказывается вернуться домой?..
Итак, ОН знал, где их обиталище. Я не ошибся — обиталище, ибо жильем назвать место, где они обитали, никак нельзя. Судите сами, мало ли на окраинах южного города брошенных домов, бывает, на одной улице соседствуют настоящие дворцы, недостроенные, правда, и полной нищеты развалюхи. Кто знает, куда делся хозяин хибары с провалившейся крышей? Никто. Тем более что домишек таких на узких кривых улочках предместий в достатке. Без воды, без проводов электрических, пустые окна и двери, да и сами халупы эти по самую крышу заросли дурной акацией (в народе ее зовут вонючкой), ежевикой да девичьим виноградом.
Итак, ОН знал, где они обретаются, дела передал дочери и теперь вел за ними наблюдение, приспособив для этого комнату на втором этаже брошенного недостроя на той же улице. ОН видел, как молодой азиат, осторожно раздвинув заросли, скрывающие их убежище, внимательно осматривал улицу, видел, как они выбирались из развалин, шли по улице, как азиат смотрел на НЕЕ, обнимал, целовал, гладил ЕЕ везде. Везде! ОН видел. ОН все видел. ОН видел, как они проходили мимо, слышал ЕЕ смех, нехороший смех, грязный смех, порочный. ОН видел. ОН видел глаза, ЕЕ глаза, они искрились похотью. ОН никогда не видел ЕЕ такой, ОН никогда не слышал, чтобы ОНА так смеялась.
ОН видел. ОН все это видел. И не набросился на них ураганом, сметающим и убивающим все на своем пути. ОН мог. Теперь ОН мог. Теперь ОН был неистов, непобедим, силен смертельно яростью своей.
Нет. ОН не набросился, не исхлестал ЕЕ щек, не разорвал юнца-мальчишку. ОН окаменел, ОН превратился в камень. ЕГО жгла, ЕГО терзала одна мысль, она превратила ЕГО в камень, ОН хотел понять: «Почему?» И когда они скрылись из виду, ОН проник в их жилище.
В прохладе полумрака среди комнаты стоял топчан, сооруженный из строительных поддонов, постель была заправлена. Сбоку от топчана, ближе к заросшему окну, три ящика: один побольше, в качестве обеденного стола, два поменьше, для сидения. На «обеденном» ящике, застеленном вместо скатерти чистой бумагой, в каком-то домовитом порядке располагались продукты в контейнерах, по паре тарелок, ложек, кружек, в центре — стеариновая свечка. Стены, когда-то оштукатуренные, ощетинились дранкой, потолок, хоть крыша и провалилась, был достаточно крепким и защищал от дождя. Ни паутины, ни хлама, ни наркоманских шприцев. Мусора ни соринки. Ничего ОН не увидел. Так же, как дома, здесь, в этой нищете, тоже царил порядок, была видна ЕЕ рука, привычка к аккуратности, чистоте.
Что ОН испытывал, глядя на это убожество? Не знаю. Может, смотрел и сравнивал этот нищенский уют с продуманным комфортом их квартиры и думал: «Почему? Почему ОНА ушла?»
Что-либо предпринимать ОН не стал. ОН успел вернуться в свое укрытие и смотрел, как они возвращались с покупками, руки их были заняты пакетами с продуктами, бутылками с водой, и даже тогда, когда они почти не касались друг друга, даже тогда ОН видел, чувствовал эти волны грязной, непристойной страсти, исходившей от них. ОН видел. ОН все это видел.
Несколько дней ОН продолжал наблюдать за ними. Ничего в их поведении не менялось, они изредка выходили за продуктами, большую часть времени находились внутри заброшенного домишки. Чем они занимались, догадаться было нетрудно, сквозь пустые проемы до НЕГО доносились ЕЕ, как в предсмертной агонии, крики — бесконтрольные, ОНА не сдерживала себя, кто мог услышать эти крики — пронзительные, хриплые, страстные?! Потом ОНА стонала протяжно, чувственно, плотоядно и долго. Стоны то затихали, то вновь перерастали в крик, вопль, вой, потом ЕЕ вой перекрывал рев мальчишки-азиата — рев плоти, и наступала тишина, а потом начиналось все сначала. Похоже, мальчишка — да что там похоже! — знал и еще как знал свое дело!
ОН слушал и думал, и не находил ответа на свой вопрос. ОН не мог понять, как ОНА, такая целомудренная, такая чистая, как ОНА могла превратиться в исчадие разврата? А вот о том, что чувствовал ОН, когда слышал ЕЕ вопли, когда понял, почему в телефоне ЕЕ голос был таким хриплым, отчего ОНА его сорвала, без меня догадаетесь?
А потом кто-то из знакомых сказал, что видел, как ОНА заходила в онкодиспансер, не одна — с азиатским мальчишкой, и видел не один раз, как они заходили. Тогда ОН оставил свой наблюдательный пост и набросился на диспансер. ОН совал конфеты, цветы, духи, унижался, заискивал, давал взятки — ОН хотел знать, ОН стал догадываться и ОН узнал…
Онкология. Люди по-разному воспринимают известие, что у них рак. Одни впадают в истерику, кричат, рыдают, другие тихо плачут, кто-то впадает в ступор, мрачное бессилие, кто-то сразу сводит счёты с жизнью. ОНА, узнав о своем страшном диагнозе, решила вот так, таким образом провести последние дни, предпочтя свободу желаний, полную свободу, а может, затаенную мечту канонам морали общества. Неизвестно, как подвернулся азиатский мальчишка, да так ли это важно!.. Важно то, что ОНА решилась, решилась на то, на что никогда бы не решилась, живя нормальной, обыденной жизнью. Решилась, презрев общественное мнение, честь семьи, надсмеявшись и поправ ее диктат.
А ОН? Теперь ОН знал ответ на вопрос «Почему?», со временем понял, почему именно так ОНА решила, и ОН смог переломить себя, ОН смог понять ЕЕ. Да, диагноз онкология, но диагноз — не смертельный приговор, с такими формами и стадиями живут, и достаточно долго. Какими? А оно вам надо? Вам так надо это знать? Лучше послушайте, как поступил ОН.
ОН снял квартиру, хорошую квартиру, для НЕЕ и, получается, для мальчишки-азиата: без мальчишки ОНА не соглашалась переехать из трущобы. ОН нанял сиделку-медсестру, покупал дорогие редкие лекарства, оплачивал все: консультации, лечение, обследования, анализы — все, ОН не верил в казенную медицину, а если ОН не верил, то переубедить ЕГО было пустой затеей.
Сколько это длилось? Долго. Долго длилось. ОН и дочь сумели, помогли ЕЙ перенести изнуряющий, изматывающий ужас химиотерапии, кто не встречался с ним, не знает, пусть не знает. Они сумели перетерпеть, пережить закидоны и выверты ЕЕ климакса. Их настойчивость, забота и участие воскресили семью.
Мальчишка-азиат? Куда-то исчез, его смыло центростремительной силой водоворота событий.
Что было потом, я не знаю. Из южного города мне пришлось уехать надолго и больше я ИХ не видел, может, переехали, может, и вовсе уехали, но хочется, чтобы ОНА выздоровела, очень хочется. Хочется, чтобы ушла, отвернула от ИХ дома беда, ведь торовата же на выдумки природа, уж Ивану Андреевичу-то можно верить, так пусть ИХ жизнь будет на добро, на чудеса и счастье торовата.
Зачем я это пишу? Наверное, лучше спросить: для кого? Для доминант. Для них, родимых, тиранов домашних, может, кто прочитает. Жизнь-то на выдумки торовата, глядишь, пригодится.
Вроде все. Что хотел рассказать — рассказал, но хочется еще морали подпустить. Вернемся к заголовку: «ОН + ОНА», а может, «ОНА + ОН», в назидание, так сказать, доминантам. В любом случае, что будет за знаком равенства? Любовь? Вы ответили: любовь? Конечно, ЛЮБОВЬ!
Только мне больше нравится: ОНИ.
А еще больше: СЧАСТЬЕ.
© Шипулин, 2022
Шедевр! Стиль — «пестня»! На одном дыхании читается.